История давнишняя, и я о ней, естественно, уже рассказывал. Казалось бы, рассказал, и всё, забыто! Однако, не забывается, бередит душу. Но вот проходит время, и снова берёшься за эту тему, поскольку не даёт покоя. Ведь такой грандиозный скандал назревал, ни много, ни мало, аж на союзном масштабе, хотя считаю, что на пустом месте, просто чувство юмора нужно было кое-кому иметь, а там было политическое чванство, столь характерное для тех времён.
Итак, в 1981-м году меня обвинили в… «подрыве авторитета Советской власти!». То есть, антисоветчик. Ни больше, ни меньше. Правда, до высылки и расстрела дело, к счастью, не дошло, но до Леонида Ильича дорогого, всё же долетело! И именно по его личному указанию, мое персональное дело рассматривалось в ЦК КПСС, на Старой площади. Что удивительно, меня, «виновника торжества», туда не пригласили. Пригласили главного редактора «Учительской газеты» (орган ЦК КПСС) Надежду Парфенову. Это она благословила мой «антисоветский» очерк на публикацию, выставила на конкурс, и даже присудила победу!
О том, что меня «разбирают» в ЦК КПСС, сообщил первый зам. главного редактора «УГ» Кирилл Ковалевский: — «Живой? – трагическим голосом поинтересовался для начала он. – Парфенову на Старую площадь вызвали, отчитывается за твой очерк. Мы все в трансе. С ужасом ждем приговора, будь на связи».
Ни-че-го себе! Еще этого мне не хватало! Что случилось-то, что произошло?
А произошло вот что. «УГ» объявила всесоюзный конкурс на лучший очерк о студенческой жизни. Ну, вот я и принял участие в нём, рассказал о том, как мы на журфаке Азербайджанского госуниверситета имени С.М.Кирова сдавали свой самый первый экзамен — по фольклору. Взяли с другом билеты, сели, готовимся. Дружочку моему, Вагифу Гусейнову, достались… частушки! А он, судя по всему, в учебник накануне не заглядывал, и потому фольклорную теорию (а нужна была именно теория), рассказать вряд ли бы смог. Никак не мог, и потому — беда-а-а… Самый первый экзамен, и вот, на тебе – полное фиаско!
Когда Ирина Чурловская, не дождавшись вразумительного ответа от студента, хотела, уж было, поставить ему «неуд», он вдруг уцепился перед «смертью» за соломинку: «Ирина Александровна, а давайте я вам… спою!». – «Ч-что? Что вы мне с-споете?» — удивилась она. – «Частушку!». – «Н-ну, п-попробуйте, с-спойте…», с любопытством позволила он такую неожиданную импровизацию находчивому парню.
И Вагиф попробовал, запел: «Мой милёнок тракторист, на инженера учится! Ой, да какой же инженер, из него получится!». Спел очень даже хорошо, где-то даже с переплясом. Он это умеет. Ирина чуть не упала со стула, хохоча. На радостях, она поставила Вагифу «хор», и быстренько выпроводила его из аудитории, хотя он собирался еще пару частушек спеть, чтобы закрепить, так сказать, успех, и, глядишь, на отлично бы вытянул. Считаю, что вполне бы заслужил. Я тогда загордился своим другом.
…Вот об этом и рассказал в своем очерке в «Учительской газете». Правда, был там нюанс, к тому времени, мой друг взлетел до немыслимых высот по партийной линии – первый секретарь Бакинского городского комитета партии, член бюро ЦК КП республики! Он – любимчик Гейдара Алиева! А сам Алиев – любимчик генсека Брежнева! Я об этом Ковалевскому сообщил заблаговременно, до публикации, предупредил, чтобы он знал, с кем будем иметь дело, но тот это обстоятельство всерьез не принял – подумаешь, горком! Подумаешь, любимчик Брежнева! Главное – фактура крепкая! И потому, бояться тут нечего – вперёд!
…Когда очерк был опубликован, и газета попала в руки Алиеву, он был в гневе необыкновенном: ЕГО выдвиженца! Члена Бюро ЦК КП! На всю страну! В таком виде представили, публично высмеяли, опозорили! Кто посмел?!
Гейдар Алиев дал команду изъять газету из республиканской розницы! Всё изъяли! И велел доставить негодника Татаринцева, живым или мертвым!
Татаринцева доставили. Живым. Но не меня, — Виктора, брата моего старшего. Известного спортсмена-чемпиона, и не менее известного художника-лауреата, он в «Кирпи» тогда работал, и в газете «Идман».
– Это ваша работа? – протянул он газету моему брату, обезумевшему от происходящего.
-Нет, Гейдар Алиевич, это не моя работа, — спокойно сказал Виктор, наконец сообразив, что к чему, это мой братишка, он журналист, а я художник…»
Слово «братишка» слегка покоробило Алиева, он знал, что его самого, за исключительную преданность генсеку, в народе уже давно окрестили «братишкой Ильича».
— Братишка, говорите? А почему же тогда вы пришли? – удивился Алиев.
— Я не пришел, Гейдар Алиевич, меня силой привели, – грустно заметил брат.
— А где же он, этот ваш… братишка-журналист?
— Братишка в Горьком, он теперь там живет.
— А почему он теперь ТАМ живет? Скрывается? – допытывался Алиев.
— Ну, что вы, зачем ему скрываться? Просто он там теперь работает, по службе перевели, ведь он же ещё и офицер МВД, между прочим.
И тут Гейдар сказал зловещую фразу бывшего разведчика-комитетчика, генерала КГБ:
— Он что думает, мы его, офицера МВД, в Горьком не достанем?!
Тут Виктор всю опасность ситуации сполна оценил, и мне вскоре позвонил:
-Уходи-ка, брат, в глубокое подполье, от беды подальше. Я уже всерьёз переживаю за тебя, добром это дело не кончится. Дело тебе, похоже, шьют политическое, а с этим шутки плохи.
Не успел я толком испугаться, чтобы уйти в глубокое подполье, как снова звонок из Москвы, от Ковалевского: «Ты еще живой?». – «А в чем дело, скажите?». – «Алиев постарался генсека на нас натравить… Парфенова все ещё там, «на ковре» в ЦК КПСС, отчитывается. Готовься и ты».
Вот так влип в историю, не думал, не гадал! Вспомнился Высоцкий: «… Залечь бы на дно, как подводная лодка, и чтобы никто не запеленговал», но тут снова звонок из столицы. — «Живой?» — снова Ковалевский. – «Умирать не собираюсь, Кирилл Анатольевич» — говорю ему.
– Молодец! Ты герой! Парфенова вернулась из ЦэКа. Умные люди там сидят, оказывается! Посмеялись от души и над твоим Гусейновым, и над твоим Алиевым, и даже над… Ну, ты понял! А тебя, между прочим, похвалили, а на таком высоком уровне, поверь мне, это дорогого стоит! Кстати, Парфенова велела выдать тебе редакционное удостоверение спецкора «Учительской газеты». Такого феномена у нас еще в истории не было! Так что, вези фотографию. И еще… Мы с тобой, похоже, попали в Книгу рекордов Гиннеса! Наш собкор по Азербайджану, Ариф Усейнов, сообщил, что наша двухкопеечная газета с твоим «трактористом» на первой полосе, продавалась в Баку на чёрном рынке за… сто рублей! Среднемесячная зарплата хорошего инженера. Оказывается, у твоего дружочка полно врагов. Можно себе представить, как им важно было заиметь ТАКУЮ газету! Чтобы потом всем показывать: вот, мол, КОГО в кресло первого секретаря посадили – частушки хорошо поёт, и приплясывает классно!
Вот такие дела развернулись на самом высоком, политическом уровне.
…А что же сам Вагиф, как он отреагировал на всё происходящее? Ведь не мог же не знать, что там, в ЦК КПСС, с его именем происходит. Он прислал мне сухое письмо в правительственном конверте: «Старый! Такие публикации подрывают авторитет советской власти, я от тебя этого не ожидал». И всё, точка. Ни здравствуй, ни до свиданья, чужой человек!
«Старым» он меня называл всегда, и не потому, что я на год старше, а потому что в студенчестве был бессменным старостой группы. Все шесть лет!
… В конце 80-х Гусейнов возглавил КГБ республики, стал генералом. А вскоре… был арестован! И заточён в Гобулинскую тюрьму. За то, что подчинился своему московскому шефу Крючкову, и не предотвратил горбачевский танковый поход в Баку в ночь на 20 января 1990 года. «Черный январь», горы трупов… Жуткая доля выпала на долю моего друга. А ведь как хорошо всё начиналось.
Но Москва все же спасла его тогда от более жестокой расправы, взяла под свое крылышко. Как никак секретарем ЦК ВЛКСМ в свое время поработал, и я, кстати, тогда был у него в гостях, во время Московской Олимпиады, где мы несли службу по безопасности проведения Игр. Сижу в приёмной ЦК, жду приглашения. Секретарь сказала, что Гусейнов сильно занят, и вряд ли меня сегодня примет. И в этот момент с шумом распахивается дверь его роскошного кабинета, он кидается ко мне в объятия: «Старый, как тебе не стыдно, ты тут сидишь, ты чего меня позоришь, заходи!». И мы с ним классно пообщались тогда, вспоминали прекрасные школьные и студенческие годы, своих педагогов, общих друзей.
… Прошло немало времени. Теперь Вагиф Гусейнов, как известно, генеральный директор Московского института стратегических оценок и анализа, редактирует российский журнал «Вестник аналитики». Автор многих политических, и литературных произведений.
Я горжусь тобой, Вагиф Алиовсатович! Мой давний-давний монтинский друг (мы с ним оба выходцы из Бакинского посёлка Монтино), соратник по спорту (оба мастера, чемпионы республики), сокурсник по университету, и некогда коллега по работе (вместе начинали трудиться в газете «Молодежь Азербайджана»), не говоря уж про студенческую скамью в АГУ имени Кирова…
Однако, все хорошее когда-то проходит. Молодость, в первую очередь, рвение вперёд, задор. Ах, как жаль…
И все-таки, что-то хорошее, самое главное, самое лучшее в жизни всё же остается: память прошлых лет! Как это здорово! Вот снова всё вспомнил, рассказал о былом, непростом, и… прослезился.
Вагиф, я тебя всегда помню, уважаю, люблю и ценю. А за «тракториста» не обижайся. Это ведь такой яркий эпизод нашей с тобой студенческой жизни. Если уж его даже на Старой площади так блестяще оценили. До сих пор храню то редакционное удостоверение «Учительской газеты», выданное мне по рекомендации ЦК КПСС. И каждый раз вспоминаю тебя, моего дорогого, незаурядного сокурсника! Быть добру дорогой. Я твой.
Валерий ТАТАРИНЦЕВ
Вагиф Гусейнов в верхнем ряду второй справа, Валерий Татаринцев в первом ряду первый справа
