Когда творческие люди обретают известность, их возводят на пьедестал и формируется некое общее представление о них. Но, несмотря на это, у каждого человека формируется личное отношение к ним. Как Марина Цветаева назвала свою книгу о Пушкине «Мой Пушкин». У каждого человека свой Пушкин.
Я вспоминаю об этом сегодня, когда мы прощаемся с Чингизом Гусейновым. Да, у каждого человека свой Ч. Гусейнов. В том числе у меня. Конечно, я знал о нем и читал его произведения раньше, но познакомился с ним в начале 2000-х годов. Конечно, поразила его эрудиция и интеллигентность. Как писатель он был голосом сердца, но он был и ученым, в котором говорил голос разума. Своеобразный сплав сердца и разума, эмоций и сознания. Мне кажется, именно этот сплав и отличает его произведения, его мышление и его личность.
Человек высоких моральных устоев, из рода самого пророка Мухаммеда (он был, как говорят в Азербайджане, сеидом), и в то же время глубоко человечный. Помню, когда я ему стал рассказывать о себе, он проникся, и не дав сказать всё, стал давать дельные, по-человечески понятные советы. Я даже не успел заикнуться о своей проблеме (связанной с защитой докторской диссертации), как он все понял. Человек, которого заботила судьба великих Мухаммеда, Мирзы Фатали Ахундова, снизошел до моих, можно сказать, приземленных проблем.
Хорошо известно, его позиция о двуязычии. Он в совершенстве знал и писал и на азербайджанском, и на русском. Говорить на двух языках могут многие, но писать (я имею в виду художественные произведения) достаточно сложно, и это достаточно редкое явление. Для Ч. Гусейнова, оба языка, по его собственному признанию, были как родные. Еще одно проявление диалектического (синтетического) склада его личности.
Диалектика – это принцип единства противоположностей, принцип их соединения. Великие становятся таковыми в том числе и потому, что достигают осознания этого. Мир надо постичь в его единстве и многообразии, говорил Фазиль Искандер, добавляя при этом – в единстве многообразия и многообразии единства. Таков был и Ч. Гусейнов.
И, конечно, не могу не сказать о жизненном и творческом принципе Ч. Гусейнова, который поразил меня, когда я о нем услышал, и продолжает вызывать восторг по сегодняшний день. Свою писательскую и жизненную задачу он видел в том, чтобы постичь смысл бессмыслицы и бессмысленность смысла.
Постижение смысла – это задача философии. Философия, по-другому – это смысловедение. Каких бы тем ни касалось философское мышление, о чем бы оно ни было, в конечном счете оно направлено на постижение смысла. Смысл – это то, чего нет во внешнем мире, но без чего не может жить человек, поскольку смыслы – это принципы бытия. Через смысл философия постигает бессмыслицу бытия, через ум – безумие мира. Философия есть о-смысл-ение бытия, т.е. выявление заложенных в нем смыслов. Все скрытое, которое находится за пределами обычного сознания, она обнаруживает и делает достоянием сознания. Потаенное и сокровенное в философии становится явным и осознаваемым.
Однако Чингиз Гусейнов пошел дальше — необходимо постичь не только смысл, но и бессмысленность смысла. Это высочайший полет мысли, высшее проявление диалектики, высшее проявление сознания, стремящегося к синтезу и сплаву. Если о задаче постичь смысл говорили и говорят многие, в том числе и классики философии, то задача постичь бессмысленность смысла – это откровение самого Гусейнова, что ставит его в один ряд с крупнейшими философами. Смысл, безусловно, важен и значим, но нельзя его абсолютизировать в нашем разуме – вот к чему призывал Ч. Гусейнов. В ином случае насаждается догматизм и формализм. Эта идея превращает Чингиза Гусейнова из большого писателя в большого мыслителя.
И для меня Чингиз Гусейнов – человек-сплав, человек, стремящийся к синтезу, к соединению противоположностей. И в этом его величие. И таким он останется в моей памяти.
Ибрагим Меликов, доктор философских наук, профессор