Интервью echo.az с Тамиллой Шихмамедовой
В Баку состоялась презентация книги Тамиллы Шихмамедовой «Музыка моей жизни». Тамилла Энверовна Шихмамедова — музыкант с двумя консерваторскими образованиями, долгие годы преподававшая в Российской академии музыки (РАМ) имени Гнесиных и выведшая многих своих учеников на Олимп славы. Кроме этого Тамилла Энверовна — общественный деятель, активистка азербайджанской диаспоры России, председатель женского комитета Федеральной национально-культурной автономии азербайджанцев России, посол мира, один из учредителей некоммерческой организации «Международный благотворительный фонд «Карабах» и т.д. Чисто по-человечески это очень светлая личность, очень добрый, открытый, искренний, невероятно интеллигентный человек, о котором все без исключения говорят только хорошее. Стоявшая у истоков создания ФНКА «АзерРос», Тамилла Энверовна все годы формировала в сознании россиян позитивный образ высокообразованной азербайджанской женщины, для которой неотъемлемым приоритетом являются лучшие традиции своего народа: семейные ценности, доброжелательность, отзывчивость, незлобивость и т.д.
Книга «Музыка моей жизни» — не только интересное произведение в редком ныне жанре мемуарной литературы, это очень ценная книга — с точки зрения истории. Каждый человек — это целый мир, интересный, захватывающий, способный кого-то чему-то научить. Ни для кого не секрет, что с уходом любого человека из жизни этот мир умирает. Умирают его воспоминания — если он никому их не передал, уходит эпоха, уходит жизнь. Ведь, как написал Константин Паустовский, «Воспоминания — это не пожелтевшие письма, не старость, не засохшие цветы и реликвии, и живой, трепещущий, полный поэзии мир». А если человек жил и трудился в творческой среде, общался с интересными, знаменитыми, значительными людьми, то уходит и История. Сколько потрясающе интересных людей покинуло этот мир, не успев поделиться с последующими поколениями своими воспоминаниями, сколько незабываемых историй мы не услышали! Как было бы здорово, если бы можно было ввести закон, чтобы каждый студент литературного и журналистского факультета в качестве дипломной работы был обязан написать со слов пожилого, прожившего интересную жизнь человека книгу, книгу его воспоминаний! Ведь любое произведение в мемуарном жанре — это школа жизни, это путешествие на машине времени в прошлое и при этом — посыл в будущее, посыл для будущих поколений. При условии, конечно, что книга написана правильным литературным языком, интересно построена и воспоминания касаются не соседки по двору, торгующей на рынке, или соседа, тачавшего обувь на углу (хотя и в их жизни наверняка было много захватывающего), а твоей семьи, других интересных людей, оставивших след в культуре, искусстве, истории. Книга Тамиллы Энверовны отвечает всем этим условиям: носящая автобиографический характер, она написана прекрасным языком, написано интересно, читается легко и касается многих известных личностей Азербайджана и их общественно-культурной деятельности: Муслима Магомаева, Полада Бюль-Бюль-оглу, Кара Караева, Вагифа Мустафазаде, Виталия Вульфа. Истории об этих известнейших людях пропущены через призму собственного мировосприятия автора, органично вливаются в воспоминания о семье и близких. Правда, Тамилла Энверовная упорно не называет себя писателем, хотя за свою жизнь написала немало статей и эссе.
Книга «Музыка моей жизни» прекрасно издана, выглядит как подарочный альбом в суперобложке с огромным количеством фотографий: старых видов Баку, известных личностей и, конечно, снимков из семейного архива. Эту книгу приятно взять в руки. Приятно еще и потому, что издана она с огромным уважением к читателю: без ошибок, опечаток, неумелой верстки… Ведь ни для кого не секрет, что даже именитые современные писатели экономят на редакторе, корректоре, считая себя самыми знающими, экономят на типографии, верстальщике и т.д. А все это и есть неуважением к читателю. Тамилла Энверовна читателя уважает!
Несомненная ценность этой книги еще и в том, что, как написано в аннотации, «Тамилла Шихмамедова за тысячи километров от своей родины стала проводником в мир азербайджанской культуры и мир классической музыки». Этим книга невероятно ценна для российских читателей, среди которых совсем немало людей, свято уверенных, что азербайджанцы — это такие специально обученные личности, торгующие на рынке. Первая презентация книги «Музыка моей жизни» прошла в Москве, в Московском доме национальностей. Она была приурочена к юбилею — 75-летию автора. Тамилла Энверовна не стесняется своего возраста, наверное, потому, что солидный возраст — совсем не то, чего должен стесняться человек, проживший интересную, полезную, светлую жизнь. Не стесняется еще и потому, что остается молодым человеком. Об этом говорит блеск ее глаз — как у молоденькой девчонки, активный образ жизни, огромная общественная работа, мобильность и желание познавать все новое и новое. Каждый год раза два-три она обязательно приезжает в Баку, который, несмотря на долгие годы жизни и работы Тамиллы Энверовны в Москве, продолжает оставаться родным и самым любимым городом. Тамилла Энверовна всей своей деятельностью всегда старалась и старается передать неповторимый дух родного Баку и азербайджанской культуры, богатой на интереснейшие личности и события. Близкие Тамиллы Энверовны называют ее главным хранителем традиций трех именитых и знаменитых в истории Азербайджана семей: Шихмамедовых, Ахмедовых и Кули-заде. К счастью, эти рода имеют продолжение: у Тамиллы Энверовны и ее мужа Тофика Салмановича двое сыновей и четверо внуков.
— У вас очень редкая фамилия — Шихмамедова. Конечно, я могу и ошибаться, но есть фамилия Шахмамедовы…
— Вы не ошибаетесь. До 1917 года наша фамилия писалась как «Шах- Мамедовы», но когда пришли большевики, то носить фамилию, буквально-таки кричащую о принадлежности к шахскому роду, стало смертельно опасно. И семейное предание гласит, что мой отец изменил ее и стал писаться Шихмамедовым. А род на самом деле был очень знатным. Мой дед по отцу, Мешади Мухтар Шах-Мамедов, был крупным коммерсантом и банкиром. Его имя Мешади свидетельствовало, что этот правоверный мусульманин совершил паломничество в мавзолей имама Резы в иранском городе Мешхеде. О богатстве моего деда ходили какие-то совершенно немыслимые легенды. Например, старые бакинцы рассказывали, что у него в доме даже картины были прибиты золотыми гвоздями. Золотых гвоздей, конечно, не было — ведь богатый не означает ненормальный, а вот больше десяти домов в Баку и три дома в Шуше, откуда он был родом, у него на самом деле имелось. Советскую власть дед мой не принял, его за это выслали в Туркестан, где он вскоре погиб. Всю его собственность национализировали (или попросту отобрали), его вдове, моей бабушке Зумруд, в одиночку воспитывавшей сына, чудом достался скромный дом на улице Льва Толстого.
— Когда писатель задумывает написание книги, он ставит перед собой самый главный вопрос: «зачем? что я хочу сказать этой книгой?» Как на этот вопрос ответили вы?
— Прежде всего — чтобы не была забыта история семьи, чтобы дети и внуки чтили своих родителей, не чувствовали себя потерянными и оторванными от своих традиций, чтобы каждый, кто прочитает эти воспоминания, задумался, что на самом деле ценно в жизни, которая полностью в наших руках, а что второстепенно. Каждый человек достигает рубежа, когда наступает момент осмыслить сделанное и вспомнить тех, кого посылала судьба на жизненном пути. Я всегда была открыта людям, поэтому желание поделиться тем, чем наполнена моя душа, для меня естественно. Видимо, пришло время — мне 27 апреля исполнилось семьдесят пять. Пришло время подвести итоги, задать самой себе вопросы, которые оставались без ответа долгие годы, увидеть новые цели, потому что оставаться на своих внутренних достижениях нельзя ни на миг.
— С причиной понятно. А что послужило толчком сесть и написать? Ведь давно известно, что многие хотят, горят праведным желанием, но не делают… Но иногда что-то такое случается, что заставляет забыть лень, перестать объяснять свое ничегонеделание отсутствием времени и начать писать.
— Написать книгу меня вдохновили мои сыновья — Эльчин и Эмин. Есть такая старая азербайджанская пословица, которую я слышала еще от своей бабушки Гюлли: «Что старший сыплет, младший подхватывает». Сначала старший сын Эльчин записывал мои рассказы на видео, затем Эмин решил, что нужно продолжить начатое и перенести мои рассказы на бумагу. Так и получилась книга, в которой каждое слово обращено к ним и написано, оставлено для них, моих любимых детей и моих любимых внуков. Я им очень благодарна за то, что они подвигли меня на этот труд. И, пользуясь случаем, я хочу поблагодарить и других людей, тех, кто помогал мне в издании этой книги: литературного редактора Ирину Гаро, составителей Елену Иванову и Марину Шония, корректора Татьяну Чернову, дизайнера Витаса Черняускаса, художника Дарью Случевскую и других специалистов.
— Непросто, наверное, писать о своей жизни?
— Ой как непросто! По многим причинам. И потому, что нужно на каких-то двухстах страницах уместить все, что случилось со мной за долгие семьдесят пять лет, рассказать о том, о чем я думала, описать то, что чувствовала… Вторая причина — грустная, ведь есть воспоминания, которые до сих пор причиняют боль. Но я старалась быть предельно откровенной, рассказывая о себе и своих близких только правду. Мне дороги мои родные, все без исключения, и видит Бог, я их всех любила и люблю и хочу быть честной по отношению к ним.
— И непросто, скорее всего, было определиться с началом. Какое самое первое воспоминание открыло книгу?
— Перебирая детские фотографии, которых, к сожалению, осталось совсем немного, я всегда останавливалась на одной. Там непонятно на чем, а на самом деле на крыше нашего старого двухэтажного дома на улице Льва Толстого, сидит улыбающаяся девчонка с черными озорными глазами. У девочки короткая мальчишеская стрижка, большие, явно не по размеру ботинки, а улыбается она своему дяде Надиру, который в этот день вернулся с войны. Эта девчонка — я, мне там шесть лет, и фотография датирована 1945 годом. Этот год оставил огромный след в моей душе. Потому что в этом году была Великая Победа. Помню, стоял теплый майский день, я была дома вместе с мамой, и вдруг загрохотали пушки, отовсюду послышалась стрельба, стал нарастать какой-то гул. Мама, решив, что началась бомбежка, схватила меня в охапку и забралась на подоконник: считалось, что в нашем старинном доме с толстенными стенами это самое безопасное место. Мне было очень страшно, наверное, поэтому и врезалась в детскую память эта сценка… Потом среди гула, выстрелов мы стали различать крики «Ура! Победа!» А стрельба — это был праздничный салют: война кончилась.
— К сожалению, современная молодежь о войне знает совсем немного…
— К сожалению, да. Я постаралась что-то рассказать о том периоде. Нас, родившихся в конце тридцатых, называют «детьми войны». И хотя мы иногда лишь понаслышке знали, что такое бомбежка, но военные годы в Баку были невероятно тяжелыми. Бакинцы практически все голодали, в еду годилось все, более-менее съедобное, ничего не выбрасывалось. Из картофельных очисток варили суп, из кожуры инжира делали джем — чеды, ведь инжир очень сладкий, и можно было обойтись без сахара. Той девчонке с фотографии в нелепых ботинках не по размеру, вечно недоедающей и одетой непонятно во что, и в голову не могло придти, что ее семья когда-то была одной из самых богатых в Баку…
Мой отец до победы не дожил, он умер от туберкулеза в сорок третьем, ему было тридцать три года, и, как я сейчас понимаю, его можно было бы спасти, если бы не нехватка медикаментов и не голод. Кстати, моя бабушка Зюмруд пережила своего сына на год и четыре дня. Но самое удивительное, что она сказала моей маме, что переживет ее мужа и своего сына ровно на год. Ошиблась на четыре дня… Она умерла на его могиле…
— Давайте о чем-нибудь не таком грустном… Как вы стали музыкантом? Почему в вашей жизни появилась музыка?
— Наверное, это закономерность. Было время, когда игра на фортепьяно была неотъемлемой частью воспитания детей. У маминой сестры Таиры и дяди Алиаги еще была и бонна-француженка, и, конечно, все играли на фортепиано. Моя мама тоже была необыкновенно музыкальна и обладала прекрасным сопрано. Она даже хотела поступать в консерваторию, но дядя Алиага ей запретил: «Ты что, потом артисткой будешь?» В то время эта профессия ассоциировалась с чем-то фривольным и считалась недостойной для порядочной девушки. Самыми подходящими женскими профессиями считались врач и учитель.
Я связала свою жизнь с музыкой по зову сердца. Это был мой мир, моя жизнь. Когда я повзрослела, то мне было очень горько осознавать, что мама страдала от нереализованности своего призвания. Мне даже кажется, что именно в этом была причина ее хронической болезни горла, которая обернулась в конце ее жизни трагедией и мучительными испытаниями для всей семьи.
Мой отец тоже был человеком музыкальным, поэтому трудно сказать, от кого я унаследовала любовь к музыке. Маме же было совершенно ясно, что мои способности нужно обязательно развивать. И на какую- то часть оставшихся у нас фамильных драгоценностей в дом было куплено фортепиано. В семь лет мне предстояло выдержать первый жизненный экзамен — поступить в школу для одаренных детей при консерватории. Директором и основателем школы была талантливая пианистка Кёкяб Сафаралиева, воспитанница и сподвижница Узеира Гаджибекова, человек старой, еще дореволюционной закалки. Школа, помимо музыкального образования, давала, конечно, и базовые знания.
— Правду ли говорят, что образование в те времена было не в пример лучше нынешнего?
— Правду. Например, только после уроков математики, которые проводила немка по национальности Ксения Григорьевна, несколько ребят из нашего класса стали потом крупными учеными-математиками. Но математика — это было не мое, хотя Ксения Григорьевна была и учителем от Бога, и прекрасным человеком. Да и когда мне было заниматься математикой, если после школы, занятия в которой заканчивались в четыре, я еще пять часов играла на фортепиано. Это, конечно, был адский труд, но без него невозможно стать музыкантом. Иногда я даже к литературе готовилась, поставив учебник на пюпитр: играла и одновременно читала. И вот, кстати, еще об образовании: литературу мы изучали только русскую, правда, изучали глубоко, великолепно. Но мне до сих пор очень не хватает знаний литературного азербайджанского языка, мне очень жаль, что таких величайших писателей, как Низами, Физули, Видади, Ширвани я вынуждена читать в переводе.
Еще один пробел в моем образовании (на которое я в целом никак не могу пожаловаться — наоборот) — это незнание истории Азербайджана. Историю родной страны нам в школе преподавали так, словно до семнадцатого года Азербайджана вообще не было и началась его история только после революции. Я очень рада, что сейчас моя общественная работа позволяет мне все больше узнавать о своей родине и погружаться все глубже в изучение азербайджанских культурных традиций, искусства и истории. Учиться никогда не поздно! Что касается музыкального образования, то в школе были обязательными посещения концертов, за неявку могли даже снизить отметки. Но неявок было мало, ведь в Баку в то время приезжали такие великие музыканты, как Нейгауз, Флиер, Гольденвейзер, Ростропович, именитые дирижеры и певцы, симфонические оркестры из Москвы и Ленинграда.
— В школе вы учились с Муслимом Магомаевым и Поладом Бюльбюль-оглы, а в консерватории — с Вагифом Мустафазаде. Но о них я вас спрашивать не буду — пусть те, кому интересно, прочитают вашу книгу. Давайте поговорим о любви. Это правда, что ваш жених, ваш будущий муж, перед свадьбой вас похитил?
— Да, правда! (Смеется). Но прежде чем рассказать эту романтическую историю, по которой можно фильм снимать, надо сказать, что с моим отцом мама рассталась, и когда мне было одиннадцать, вышла замуж во второй раз — за Салмана Кули-заде. Он был родом из Ирана, в Баку приехал в семнадцать лет — учиться. И стал первым в истории Азербайджана кандидатом наук по химии. У него был сын, старше меня на четыре года. Он-то и стал моим мужем. Но в детстве вместе мы не жили, Тофик жил с бабушкой, поэтому братом и сестрой считаться никак не могли.
Тофик мне потом говорил, что я ему сразу понравилась, а через некоторое время он решил, что вот именно я стану впоследствии его женой. В моей семье все вопросы решал дядя Алиага, тот самый, кто запретил моей маме стать музыкантом. Он был человек очень властный, необыкновенной харизмы, его уважали и побаивались. И вот дядя Алиага решил, что такую красотку, как я (а я в молодости считалась одной из самых красивых девушек Баку — ну, так, по крайней мере, говорил и Тофик, и наши друзья, родственники, соседи…) нужно продать подороже. И нашел мне жениха, он работал послом в Непале. И даже день обручения назначил: 6 июня 1961 года. Мне было двадцать два. Меня посадили под домашний арест, потому что мы уже встречались с Тофиком, и об этом стало известно. Я даже в консерваторию ходила под конвоем. Но Тофику каким-то чудом удалось через своего товарища передать мне информацию о планах дяди и о страшной дате. Тофик понимал, что я была послушной девочкой, ослушаться родных не смогла бы, и решил, что надо самому что-то срочно делать: через несколько дней обручение. А ему в это время нужно было готовиться к госэкзаменам! И вот представьте себе, что он приходит к своему преподавателю по физике Рахими Гасановичу и все ему рассказывает. Тот не только входит в положение студента, которому ну совершенно некогда готовиться к экзаменам, не только рекомендует ему написать заявление в деканат с просьбой отложить экзамены якобы по болезни, но и помогает в организации похищения! Этот преподаватель велит ему сидеть в день экзамена дома у старосты группы и всячески затягивает экзамен — чтобы ушли мои родственники, которые Тофика тоже отслеживали. Еще один человек, который был в курсе и кто нам помогал — это моя преподавательница по фортепьяно Фарида ханум. Согласно плану, который Тофик с ней разработал, я должна была на глазах у своей матери подняться по одной лестнице, ведшей на второй этаж консерватории, а по второй спуститься и незаметно выйти через черный ход, ключ от которой Тофику дал сторож. В задачу Фариды ханум входило тянуть время, не покидать класса, а когда караулившая мама меня хватится, сказать, что я так и не подошла в аудиторию. Нам нужно было выиграть минут пятьдесят, чтобы товарищ Тофика вывез нас из города: ведь как только о случившемся узнает дядя Алиага, все выезды из города будут мгновенно перекрыты — он это мог!
Все прошло по намеченному плану: мы выбрались из Баку, приехали в Мингячевир, где начальник тамошней милиции поселил нас в гостинице.
Но к отложенному экзамену нужно было возвращаться, мы вернулись в Баку, я остановилась у Фариды ханум, Тофик — у товарища. Друзья Тофика натурально патрулировали город и докладывали ему обстановку. А университет, где учился Тофик, был буквально оцеплен моими родственниками! Внутри — нечто невообразимое! Декана физфака чуть ли не душили, требуя выдать местоположение Тофика. Декан тряс его заявлением, что он якобы заболел, поэтому экзамен и перенесли, но декану никто не верил. Экзамен Тофик, кстати, блестяще сдал — без подготовки. А когда было готовиться?
— Да, точно кино! И что было потом?
— Тофик скопил денег, продал свой саксофон — он играл на танцплощадках, начальник милиции Мингечаура подарил ему пятьсот рублей — по тем временам большие деньги, ребята из группы тоже помоги. И мы уехали в Москву, билеты были куплены заранее. Мы планировали уехать в Душанбе — там Тофику давали место и жилье. Ведь в Баку нам жить было негде — Тофик снимал четырехметровую (!) комнату. Но, оказалось, жить нам есть где: в доме, где жила наша семья на Льва Толстого, была квартира, юридически теперь принадлежавшая моей матери. Эту квартиру долгое время снимал знаменитый профессор Лурье, а теперь он съезжал.
Доставшаяся нам квартира была совершенно пустой — ни мебели, ни посуды, ни постельного белья… Я ушла из дома в одном ситцевом платье. Родственники с нами отношений не поддерживали — как же, такой скандал! Но ничего, выдержали, хоть и начинали все с нуля. Тофик устроился в Институт физики, я тоже училась и работала в музыкальном училище имени Асафа Зейналлы. Главное, что я снова была в любимом городе — в Душанбе ехать не пришлось.
— Наверное, ваш муж Тофик был тем самым принцем на белом коне, воплощением мечты об идеальном муже, раз вы не побоялись пойти на такой скандал и такие трудности?
— Знаете, представлений об идеальной семье или идеальном браке у меня никогда не было. Я реалист. Я не знала, что такое мечта, но я знала, что такое цель. И я хорошо понимала, что если есть проблема, ее надо решать. Тофик всегда был человек очень импульсивным, вспыльчивым, и нрав его за голы не сильно смягчился. Поэтому я училась идти на компромисс. Есть качества, которые оказываются первостепенными для семейной жизни. Для меня таким «цементом» наших отношений является его глубокая порядочность. Еще я поняла, что каждый отвечает только за себя, за свои чувства. От другого нельзя требовать чего-то похожего на твои действия просто потому, что это другой, не похожий на тебя человек и все его реакции будут непохожи на твои. Это нормально.
— Вы прожили долгую насыщенную жизнь, и дай Бог вам еще долгих- долгих лет! Что вы можете сказать молодежи в качестве напутствия?
— Наши дети, наши близкие ждут от нас совершенства в делах и поступках. От меня такого совершенства ждут мои дети и внуки. Я всегда старалась жить по совести, но прекрасно понимаю, что быть совершенной невозможно. Работая, достигая определенных целей, ты всегда видишь, что остались пробелы, недоделки, ошибки, которые надо исправить. Важно не останавливаться, преодолев одно препятствие, нужно идти дальше и быть готовым штурмовать новое с гордо поднятой головой.
Я не чувствую своих лет и надеюсь, что Бог даст мне силы и дальше продолжать идти по пути, который я выбрала. А молодые пусть помнят: все в жизни можно исправить. Главное, не изменять самому себе, не терять достоинства, у каждого человека должно быть свое лицо — сифят, как говорят азербайджанцы.
Источник: echo.az
Фотогалерея: